Гарднер Джон. Осенний свет. – М.: Прогресс, 1981. – 432 с.
Пер. с англ. И. Бернштейн.
Оригинальное название: «October Light» (1976)
***
«Язык у неё острый, спору нет. Из неё бы проповедник вышел, а то и конгрессмен, да, по счастью, Господь в неизменной мудрости своей, чтобы отвести беду, почёл за благо сделать её женщиной». – С. 24.
***
«Грубая, неотёсанная публика, «грязная чернь», как называл их генерал Джордж Вашингтон, но было что-то, во что они верили: видение им было, можно сказать, как в Библии. Из-за этого они и врали, и кровь лили, а кое-кто и кости сложил. А теперь из-за чего врут, сынок, а? Мыло, матрацы – вот из-за чего нынче врут! Кока-кола, открытые разработки, снегоходы, дезодорант для подмышек! Чёрт-те что!» — С. 28.
***
«Джеймс Пейдж не имел склонности к многословию, но слова были ему отнюдь не безразличны. Они были те же предметы, которые надо рассматривать на ладони, как камни для кладки, нацеливать по ним глаз, как по мушке ружья, либо же пробовать на язык, как медвяный стебелёк тимофеевки. Он не писал стихов – только однажды сочинил молитву. Из него, даже разозлённого, не выжать речи на городском митинге в Беннингтоне. Но к словам, одному за другим, он приглядывался, как мог приглядываться к певчим птицам, и, случалось, составлял списки, внося их тупым карандашом в свой карманный фермерский блокнот». – С. 31.
***
«Питер Вагнер был не столь наивен, чтобы усомниться хотя бы на минуту в том, что вся самая дешёвая беллетристика правдива от начала до конца, а самая возвышенная литература иллюзорна». – С. 161
***
«Кошка и собака
Кошка, она животное такое:
У огня помурлычет и на улицу сбежит.
Нрав у неё то домашний, то звериный,
Она за крайности, против середины.
Так и человек всю жизнь лишён покоя,
Он Истин боится, но Дьявол в нём сидит.
Собака – нам друг отнюдь не по случайности:
Она за середину, против крайностей». – С. 271.
***
«Было время, когда для человека работа была делом гордости, смастерит он тебе оконную раму или колесо, и можешь рассчитывать, что это тебе надолго. Теперь не то. А почему? Потому что никому теперь ни до чего нет дела, ни вот на столечко, — поэтому. Теперь есть профсоюзы, и с ними даже бороться нельзя – противозаконно. Как бы плохо человек ни работал, его нельзя выгнать, разве уж он убьёт кого-нибудь. Только и думают, что про выслугу лет да прибавку к зарплате. И правильно делают, ведь если человек, случаем, работает на совесть, какой ему от этого прок? Какой смысл мастерить на совесть иглы для шприцев одноразового пользования – теперь же в больницах других не бывает. Какой смысл в мастерстве и профессиональной чести, если делаешь штампованные пластиковые миски? Вот и получается, что купит человек себе новый стул и должен садиться на него с оглядкой, купит грузовик, так надо сначала его опробовать в стороне от дороги. Поди ведь сыщи хорошего работника на ферму или мальчика в продуктовую лавку. Все ученики в город переехали, вступили в профсоюзы или стоят в очереди за пособием для безработных. А что им остаётся? Работа на совесть в этой стране не просто отмерла, её убили, прикончили пулей в лоб, как медведя в сахароварке». – С. 292-293.